Квазинационально-псевдосвидомые "филологи от Руха" достаточно "плюралистичны" в своих интерпретациях "московской мовы". Самые дремучие из них трактуют речь "клятых москалей" в качестве финской. А один из них даже "доказывал" мне в 1990 г. то, что "кацапы розмовляють на финсько-татарському суржику". Но суржики (то бишь койне) возникают только между близкородственными диалектами. Тюркские же и финские языки во взаимоотношениях между собой к таковым не относятся.

Что же касается "чисто" финской "гипотезы", то для лингвистов не секрет то обстоятельство, что в великорусских говорах финских лексем почти что нет. Не говоря уже о грамматике или о фонетике ! "Окающий" северовеликорусский "прононс" гораздо ближе к украинскому центрально-полесскому "оканью", чем к западно-финскому (чудскому) "цьоканью".

Западные финны (чудь) действительно сыграли немалую роль в антропологическом формировании северных великороссов. Но лингвистически это на последних практически никак не отразилось. С другой же стороны для Руха почему-то одни западные финны (суоми и эстонцы) -- образец европейскости и "лилейно"-белых людей. Потомки же других западных финнов (эстов-сету, ингерманландцев, води, почти всей веси, большей части корелы, восточной еми, чуди заволоцкой и сев.-зап. печоры) для "свидомых" евроинтеграторов -- "азиаты и монголы". И это при том, что все западные финны (чудь) были популяционно практически идентичны. Да и центральные (мордва мурома и мещера), северо-волжские (меря и марийцы) и уральские (зыряне, пермяки и удмурты) финны физически мало отличаются от чуди.

Другие "языковеды от Руха" склонны "татаризировать" великороссов. Однако в украинском диалекте тюркской лексики (тот же "майдан") оказалось больше, чем в старокиевско-московитянском.

Тогда менее безграмотные и относительно "толерантные" к "клятым москалям" руховско-филологические публицисты ухватываются за церковнославянский язык. Они "милостиво" признают индоевропейско-славянский характер Великого и Могучего, но категорически пытаются отрицать близкое (внутри-подгрупповое !) родство новополтавской и старокиевско-неомосковской литературно-деловых норм русского языка. Последний из названных диалектов руховцы-"толерантщики" пытаются изобразить потомком церковнославянского языка.

Однако !

Ещё в позапрошлом столетии В. Гумбольт, братья Гримм, А. Шлейхер и др. классики немецкой филологии "развели" церковнославянский и русский языки по разным подгруппам. Первый из них образует (вместе с болгарским и македонским) восточно-балканскую ветвь южнославянской подгруппы. Второй же идентифицирован корифеями-лингвистами принадлежащим к восточной подгруппе. Данные профессора даже хронологически не могли быть "под указующем перстом товарища Суслова" и посему их невозможно обвинить в "компартийной заангажированности". Более того, всем известен высочайший уровень тогдашнего немецкого классического языкознания ("Німець каже - ви слов`яни !" : Т. Г. Шевченко).

Активную же детализацию славянства как лингвистического явления (особенно его восточной подгруппы !) уже в ХХ в. осуществил М. Фасмер.

Значительное же лексическое влияние церковнославянского языка (хотя он и не глоттохронологический наш предок !) как на великорусскую, так и на украинскую диалектно-литературно-деловую нормы несомненно. Словарные заимствования из "речи Кирилла и Мефодия" в обеих русских лингвистических формах практически идентичны. Имеется некоторое количество специфически "московитянских" церковнославянизмов - храбрый, плен, бремя. А есть и сугубо украинские - юнак, притаманний, хтів.

В современном английском языке наличествует 60% слов французского, а в корейском 90% китайского происхождения. Но грамматически они не принадлежат ни к романской, ни к сино-тибетской общностям. Первый из них германский, а второй, соответственно, алтайский языки.

Вопреки же всем достижениям европейского языкознания, паны жулинские и погребные всячески силятся нынче доказать большую близость украинской "мовы" к сербо-хорватской, чем к великорусской. Хотя элементарно известно, что совершенно незнакомые с речью друг друга украинец и великоросс могут вести взаимный разговор, а для аналогичного контакта с сербом или болгарином необходим переводчик. А уж коль столь разноуровневые (классически-лингвистическая, с одной стороны, и обыденная, с другой) аргументации восточнославянского единства совпадает, то и "камня на камне" не остаётся от руховско-церковнославянской псевдогипотезы.

Приведу живой образец сравнения с известным церковнославянским идиоматическим оборотом, приведённым выдающимся филологом Н. И. Толстым [Церковнославянский и русский : их соотношение и симбиоз // Вопросы языкознания. - М., 2002, №1, с. 81 -- 90].

Имеется в русском языке ряд фразеологизмов, непосредственно взятых из других языков без перевода. Типа "Ин вино веритас", "О темпора ! О морес !", "Гитлер капут !". Одним из таковых идиоматических оборотов является известная церковнославянская фраза.

Это "Устами младенца глаголет истина".

Старокиевско-великорусский её перевод : "Ртом ребёнка говорит правда".

Старокиевско-неополтавскский перевод : "Ротом дитини говорить правда".

Комментарии излишни ! Имеем дело с диалектами одного языка, гораздо более друг с другом едиными, чем даже к каждому из них один из близкородственных славянских языков.

A. B.